Главная Фотографии поэта Стихи
|
ЧУВСТВО РОДИНЫ Сохранилось много других снимков Шубина, на которых он проще, веселее, похож скорее на былинного богатыря, чем на философствующего интеллигента... Один из писателей, друживших с Шубиным после войны, уверяет, будто поэт был не черноволос, а рус. Ошибка несомненная; но, видимо, так слились в сознании воспринимающего сам Шубин и ощущение его поэзии, полной красок золотых, зеленых и розовых, с ее былинно русыми героями, что и сам поэт ретроспективно воспринимался как бы в освещении своей поэзии, в контексте созданного им поэтического мира. Это был особый мир: жизнь и сказка причудливо смешивались в нем воедино. Но неизменным оставался главный герой его поэзии - Русь. Россия была для Шубина всем; он мог бы по праву сказать о ней и о себе словами Блока:Русь моя, жизнь моя... Но время, в которое ему довелось жить, действовать и писать, было иным, чем у Блока. Сосны "времен Ледовой сечи" ("В Новгородском лесу") сопрягались у Шубина с Советской Россией, с битвой за ее свободу и независимость, за ее историческое предназначение. И это наложило решающий отпечаток на его жизнь и его поэзию.Павел Николаевич Шубин родился 14 марта 1914 года в селе Чернава (Чернавск) Елецкого уезда, Орловской губернии, в семье сельского мастерового и книгочия. В 1929 году Шубин переезжает в Ленинград, работает слесарем на ленинградском металлургическом заводе и одновременно учится на вечернем отделении конструкторского техникума имени М. И. Калинина (окончил в 1932 г.). Тогда же начинает выступать в печати как поэт.В 1933 году Шубин поступил на филологический факультет Пединститута имени Герцена. Окончание института совпадает с приемом в члены Союза писателей и переездом в Москву (1938). В годы Великой Отечественной войны Павел Шубин сотрудничает во фронтовой печати Волховского, Карельского и - после разгрома гитлеровской Германии - Дальневосточного фронтов. За участие в войне Шубин был награжден орденами Великой Отечественной войны II степени и Красной Звезды, а также медалями. Демобилизовался в звании майора.Судьба Шубина - человеческая и поэтическая - во многом типична для поэтов его поколения. Деревня, фабзавуч, завод, институт, война - в биографиях кого из ровесников, старших или младших товарищей Шубина, не различимы эти вехи, в чьей поэзии не отозвались они? Но что же своего, неповторимого было в этой судьбе?По рассказам родных и близких, парень сызмальства был отчаянный, рисковый до безрассудства, по-буслаевски удачливый; уже в дни войны это было: пошел собирать малину минным полем - уцелел; пошла туда же лошадь - подорвалась... Так и воевал. Фронт стабилизировался - затосковал на одном месте, напросился в рейд по тылам врага с конной группой генерала Белова; отложилось стихами ("Прорывается конный корпус из- под Вишеры на Любань")...Был здоров, силен, ходил и зимой по морозу легко одетым: казалось, ничто его не возьмет. Любил пощеголять, даже пофорсить, любил дружеский "розыгрыш", застолье, шум, песню... Бытом не пренебрегал, но и не поддавался ему. Был страшный фантазер, выдумщик и распалялся в таких рассказах до того, что в собственные выдумки потом нередко веровал, как в реальность.К литературе Павла стал приучать отец. И первой книгой, которую отец стал читать со своим сынишкой, оказалась... "Жизнь животных" Брема. Трудно сказать, как в таком раннем возрасте взаимодействовали книга и жизнь, - важно, что здесь закладывались истоки того чувства живой природы, которое пронижет позднее всю поэзию Шубина.2 Начало поэтической активности Шубина совпадает с переездом в Ленинград. Первые его стихи несовершенны по форме, безыскусственно наивны по мироощущению. Но уже в них - наряду с откровенным, по-юношески восторженным и неприкрытым подражанием Есенину - "прорезывается" то, что в дальнейшем составит одну из главных и самых обаятельных особенностей поэзии Шубина и обозначит его внутреннюю связь с есенинским началом в поэзии: влюбленность в живую жизнь природы, навсегда сохраненное чувство светлой удивленности перед неповторимостью каждой частицы живого, каждой особой судьбы, становлением каждого характера, - преклонение перед весенними красками жизни (стихотворения "Тема", "Вступление", "Сын" и др.). Этот пласт жизненных впечатлений и вызванных ими чувств получит сильное выражение в первой книге поэта - "Ветер в лицо" (1937).Но сами темы сборника навеяны во многом еще предшествующим, "доленинградским", жизненным и душевным опытом поэта, мироощущением его и его сверстников - ветрами дорог, по которым бродит сейчас их яростная юность; "веселой простотой" настоящих парней, умеющих подыматься и ехать туда, куда велит страна, легко работать и дружить, а если потребуется - без колебаний отдать жизнь за родину. Именно таким вырисовывался лирический герой раннего Шубина в стихотворениях "Родина", "Где-то за Окой бродило лето...", "Зависть", "Девушка", "Опять предо мною..." и других. Второй сборник Шубина - "Парус" (вышедший перед самой войной, в 1940 г.) - отразил новый и серьезный шаг в творческом развитии поэта, в освоении нового, качественно иного жизненного материала. Речь идет о Ленинграде.Ленинград ошеломил Шубина. Он вошел в его жизнь и поэзию властно, как в собственный дом, - белыми ночами и графически четкими дугами мостов, силуэтами влюбленных на взморье и бессонницей университетских споров, - живым ощущением воздуха революции, воцарившегося в городе традиций. Конечно, и в стихах этого сборника осталось "есенинское"; слишком сильна была в поэте память о цветах и травах, о пенье птиц и шорохах полевых мышей, чтобы образ "городка над тихою Окой" покинул его даже под сенью Адмиралтейской иглы. Может быть, в этом, почти не повторенном историей нашей поэзии сопряжении "сельского" и "городского", "живых коней" и "стальной конницы" и состоит один из секретов очарования шубинской поэзии. Однако для освоения города революции, его переломной проблематики, его эмоциональных контрастов нужны были и другие "опоры". Можно было опереться на громадный поэтический опыт Маяковского. Шубину оказалась ближе поэтика внешне более традиционная, передающая сверхчеловеческие перегрузки времени не через "взрыв" поэтической формы, а, напротив, через "обуздание" вихря, через подчинение стихии классически строгим берегам поэтической дисциплины. Гигантская разница напряжений в таких случаях как бы уходит внутрь, создает внутреннюю "упругость" стиха - то, что позднее внимательный исследователь шубинской поэзии А. Абрамов, говоря о фронтовых стихах Шубина, точно назовет "мускулистостью", В шубинских стихах тех лет порой можно было уловить интонации Тихонова, Пастернака, Багрицкого... В громадном опыте русской поэзии молодой поэт выбирал в качестве ориентиров то, что было близко ему, позволяло развиться его поэтической личности, с ее запасом жизненных впечатлений, ее идейно-эмоциональным миром, ее истоками - теми самыми, от которых можно было по-юношески размашисто отречься, но которые все равно напоминали о себе. Напоминали то привидевшейся в ночи картиной детства, то воспоминанием о неповторимых подробностях родной природы, то исторической ассоциацией, в которой смыкались вычитанное и пережитое, - смыкались, как сон и явь, как "присказка" и "сказка".Русская история входила в поэзию Шубина не только по "произволу" автора, но и по воле времени: сама предвоенная действительность с ее явственной атмосферой предгрозья заставляла художников, чутких к потребностям жизни, обращаться памятью разума и сердца к образам великих предков, к былым страницам воинской славы. Шубин не был здесь исключением: в те годы появлялись "Ледовое побоище" и "Суворов", "Севастопольская страда" и "Петр I". Но в этом ряду у Шубина была и своя тропа, и свои краски. Мироощущение поэта ярко проявилось в двух стихотворениях, оказавшихся как бы переходными от предвоенной поэзии Шубина к его творчеству военных лет.Стихотворение "Санная дорога до Чернавска..." - широко известно, заключительные строки его стали хрестоматийными: Родина! В подробностях простыхДля меня открылась ты однажды, И тебе я внял кровинкой каждой И навек запомнил, словно стих. Но важно подчеркнуть: без "предыстории" - волнующего, художественно проникновенного и точного рассказа о давней поездке в родное село, в дни войны как бы вновь пережитой и перечувствованной, не прозвучали бы с такой силой и эти строки! Особенности шубинского сопряжения истории и современности отчетливо видны и в стихотворении "Навстречу стремнине бредущие вброд...":
Какая судьба мою душу взяла 3 Шубин начал войну недалеко от тех мест, где прошла его юность, - под Ленинградом, на Волховском фронте; продолжал в Карелии и Заполярье, закончил на Дальнем Востоке. Леса и болота Северо-Запада, Ильмень-озеро и Новгород, Синявино и Мга, Малая Вишера и Неболчи, Свирь и Ладога, сопки Заполярья и фиорды Норвегии - то были фронты трудные, а в начале войны и неблагодарные, с буднями, определявшимися в сводках Совинформбюро: "На остальных участках фронта ничего существенного не произошло". Так оно и было - по сравнению с боями, скажем, под Москвой или Сталинградом. Но для того чтобы в первый период войны каждодневно удерживать линию фронта, нужно было многое: и повседневное мужество бойцов, намертво вгрызшихся в землю, и героизм разведчика, погибающего, но не сдающегося ("Разведчик"); и стойкость шофера, выигрывающего поединок с вражеским самолетом ("Шофер"); и одержимость истребителя танков, чудом оставшегося в живых и ночь за ночью заново переживающего в больнице невиданное и неповторимое по сверхчеловеческому напряжению единоборство солдата - с танком, человека - с механизированным чудовищем ("Верность"). И - самое главное - нужно было великое чувство патриотизма и великое чувство человечности, любви к живому, понимание войны с фашизмом как войны с мертвечиной, во имя торжества жизни на земле.Шубинской поэзии пришлись по душе эти места и эти люди. И сама его поэзия пришлась им по нутру. Места были исторические, солнце русской славы не впервые всходило тут; в чертах сегодняшних воинов проступало что-то давнее, вековое. Словно бы давняя история оживала во всей своей реальности: рядом, в одном стихотворении, оказывались "меч" и "фугаска" ("Присказка"), "Витязей поверженных тела" и "Жерла двеститрехмиллиметровых" ("За Новгородом"). Так было в годы войны не с одним Шубиным. "Все как прежде, как в древние войны" - это ощущение находишь в стихах Суркова и Симонова, Прокофьева и Тихонова, Алигер и Исаковского. Шубин сумел сказать об этом по-своему.Что такое для воюющего солдата ро- дина? "Розовые свечи на каштанах..." и "Санная дорога до Чернавска...", цветы и травы, увиденные в детстве самим или впервые показанные сыну (стихотворение "Сын"), наши рощи и леса, которых мы не можем, не смеем отдать чужеземцу ("Современники"). Все это раскрыто в поэзии Шубина с большой, впечатляющей конкретностью. В Норвегии, на скалах Кильдина, где "Вода долбит, как дятел, по камню-голышу", он вспоминает "И детство, и салазки, и предрассветный бор" ("Из ящиков и бочек..."); в краткосрочной отлучке с фронта в тыл, в Ярославль - рад увидеть "встречную лошадь, кланяющуюся мимоходом" ("Ходит седеющий мальчик...").Эту черту шубинской поэзии критика подмечала не раз. В статье "О стихах Павла Шубина" А. Западов справедливо утверждал: "...стихам его свойственна особая точность тех строк, где речь идет о природе мертвой и живой... для него не существует вообще "трав", вообще "цветов" (*1). Значительно позднее, почти через двадцать лет после смерти поэта, другой критик скажет о нем: "В дни испытаний герой Шубина научился чувствовать родину в любом звуке родной речи, в любом клочке поля, леса" (*2).Шубин не декларирует своей любви к родине "вообще", "в целом" - для него родина воплощена в каждой частице ее живой природы. Шубин писал на войне и, казалось бы, чисто "батальные" стихи - такие, как "Солдаты Заполярья", фронтовая поэма "Свирь", в которых впечатляюще передана мощь русского оружия, стойкость советского солдата.. В то же время сама мощь этих стихов немногого бы стоила без их теплоты, без чувства сопереживания той жизни, за которую шел бой. Боль лошади, сраженной пулеметной очередью с самолета, умирающей "по-человечьи плача" ("На дороге"), и боль деревьев, погибающих, как солдаты, под артогнем ("Современники"), - равно становились личной болью поэта. И победу нашего оружия он тоже воспринимает прежде всего как торжество живого, как восстановление природы в своих правах; до Сталинграда для него "все жило вне своей семьи", журавли клевали людей, а "хлынул Сталинград" - и природа ожила: лиса выходит из лесу, и поэт, радуясь "доброму лесному зверю", верит в победу "детства на земле" ("Ноябрь").Патриотизм поэзии Шубина, выраставший - как река из истока - из любви к родному селу, к детской сказке, во время войны расширялся в границах. Оказавшись впервые в жизни в Карелии, где вместо зеленого луга "поземка сечет валуны", он замечает: Но с нами в морозных окопахЖивут в первозданной красе Дубы на заоблачных тропах, Степные ромашки в росе. ("Карелия") Яркий, сильный характер выступает в этих стихах. Характер хозяина своей земли, умеющего обжить и освоить ее, а если надо - и отстоять в бою: Так вот она, милая родина наша -Болота саженный огрех, И щепки, и торфа багровая каша, Летящая брызгами вверх. …………………………………. Так вот она, даль, что в боях не затмилась, И вся - как отчизна, как дом - Вот здесь, вот на этом клочке уместилась В бессмертном величье своем! ("Наша земля") Как разнятся эти строфы! Как вызывающе неэстетичны "детали" в первой: болото, щепы, багровая каша торфа... И как высок пафос второй! Это противоречие между "поэзией" и "прозой" - противоречие самой жизни, в которой высокое приходится отстаивать, стиснув зубы, идя к победе сквозь кровь и грязь... И пути иного нет, потому что этот маленький клочок земли - тоже частица родины, и место, политое кровью твоей или твоих товарищей, становилось родным для бойца, где бы ни шел этот бой. Об этом - одно из самых сильных, психологически точных и глубоких стихотворений Шубина той поры - "Далекая Лица" (1944). Все, что было в прежних стихотворениях Шубина - и конкретность чувства родины, и ощущение, что она сейчас именно там, где дерешься за нее, что именно, на этом пятачке, решаются сейчас и судьбы родины, и судьба домика над Окой, - все это "пропущено" в стихотворении через личное восприятие бойца, диалектику его души. Как ни тяжело обошелся солдату тот берег, та "горькая земля", - а оказавшись в госпитале, бродя "по вишневому саду совсем безо всякого дела", он почему- то снедаем тоской:
Мне эта гремучая Лица
...Мне б только до той вон канавы
Я думал, что, в атаках выжив, Но ведь за это и шел бой! ...Ясная, израненная сказка,Разве ты не прежняя, другая? Нет, тебя мы вынесли с собою - Вечную и юную - из боя... ("Современники") Поэт вступал в послевоенную действительность как в отвоеванную сказку. Но действительность оказывалась значительно сложнее. Это не могло не отразиться и на поэтической судьбе Шубина. 4 В первые годы после войны Шубин продолжает активно печататься. Выходят его сборники "Моя звезда" (1946), "Солдаты" (1948), "Дороги, годы, города" (1949) и т. д. Большое место в его творчестве той поры занимает поэтический перевод.Однако в целом послевоенное творчество Шубина уступает его поэзии военных лет. Рядом с отличными стихами, яркими обра- зами ("Современники", "Август", "Осень", "Живая песня") - попадаются и небрежные строки, облегченная декларативность ("Рамонь", "Мичурин", "Азовская весна"). Связь между сердцем поэта и сердцами его героев в эти годы порой нарушалась, и критика правильно отмечала это. Но не о личной "вине" поэта следовало по справедливости вести тут речь, а о сложности его судьбы, драматизме перехода художника от войны к миру.Драматизм этот усугублялся еще одним обстоятельством. В дни войны "Парус" воплотился в "Полмига"; каков был его курс в мирной, "прозаической" действительности? Мир, сменивший войну, оказывался куда сложнее, чем думалось и мечталось на войне. Осмысление его требовало совсем иных качеств, чем те, которыми обладала поэзия Шубина... Умер Шубин в 1951 году. Умер неожиданно, в одночасье,- на скамейке, на которую присел. Есть у него строки:
Пусть буду я стариться дома,
...Прожить бы мне эти полмига,
...сжатый в пружину, А. Коган ______________________________________________1 "Звезда", 1938, № 1, стр. 252. 2 А. Абрамов, Человек на войне (Фронтовая лирика Павла Шубина). - "Север", 1970, № 5, стр. 119. |
Главная Фотографии поэта Стихи